Отправлено: 12.12.05 19:39. Заголовок: Начало нового соавторского фанфика. Начинает Марти. Дальше...
Вот - выкладываю плод моей стаарой, очень старой идеи. Третий раз предупреждаю слабонервных. ИМхо - идея очень хорошая., и независимо от того, найдутся у меня продолжатели, или нет - буду4 им заниматься и в перспективе могу сделать макси, хотя и не знаю, сколько на это времени уйдет.
Итак - новый, драматичный и пока незнаванный фик - стартует.
- Я и не оскорбляла, - так же тихо ответила девушка. – Это ты сам сказал, что каждый получает заслуженное – как тогда твой брат? Или к нему это не относится?
-Филипп – безупречный дворянин. Не смей марать его имя подозрением!
- Я и не думала его оскорблять! – рассердилась Кристина. – Но ты сам – считаешь его невинной жертвой? Исключением из этого правила?
- Да!
- Значит, исключения есть?
- Может быть, - нехотя признал виконт. – Но все равно, это тебя не оправдывает. Нельзя сочувствовать сразу двоим.
- А я перед тобой и не оправдываюсь! Теперь уже я под судом? Рауль, если я сочувствую Эрику, это не значит, что я собираюсь тебе изменить! Я вот сейчас ходила -.и бросала хлеб чайкам - мне их тоже жалко. Это что, тоже измена? А если я подам нищему? Тоже будешь ревновать?
- Так вот оно что! – Рауль хрипло не то закашлялся, не то засмеялся торжествующим смехом. – Вот оно что! Тебе это нравится, правда?
- Что нравится? – Кристина слегка опешила перед этой атакой.
- Чувствовать себя благодетельницей! Ты сама сказала, тебя тронул вид чудища у твоих ног – правда? Ты актриса, тебе нравится, когда тебе аплодируют, перед тобой преклоняются. Так вот на чем он сыграл! Блестяще, надо признать! Пара жалобных слов – и все, ты ослепла!
Кристину словно обожгло. Она закрыла лицо руками – скрыть брызнувшие злые слезы – и спотыкаясь, ничего не видя перед собой, кинулась прочь. Вслед несся хриплый смех Рауля.
Нет, не в комнату, только не туда, прочь оттуда! Кристина выбежала на улицу, глубоко вдохнула свежесть.
Один за одним падали снежные хлопья. Кристина вытирала перчаткой слезы. Нет, это несправедливо! Как может Рауль , ее жених, всегда такой понимающий , добрый – как может он быть таким жестоким. Кристина плакала от обиды и еще какого-то странного чувства.
В конце концов, ну и что тут такого? Да, ей всегда было приятно трепетное преклонение Эрика, приятно, когда ее окружают вниманием и преданностью. И что, это преступление? Она должна предпочесть всему несправедливые упреки? Кристина покраснела, осознав, с какой нежностью вспоминает преклонение перед ней Эрика. Неужели за это надо судить и его, и ее? Не может она его ненавидеть, не может!
На душе было все тяжелее. Кристина прислонилась к стене и заплакала еще сильнее.
- У вас горе, дочь моя?
Девушка сильно вздрогнула, увидев рядом с собой пожилого священника. И тут только поняла, что стоит рядом с церковной дверью. Возле той самой церкви…
- Простите, я не хотел вас испугать. Я могу вам помочь?
Спокойный, участливый голос аббата так подействовал на измученную Кристину, что она разрыдалась еще сильнее. И сама не заметила, как кивнула головой.
- Вы кого-то потеряли, дочь моя?
Это обращение отозвалось в самой глубине ее души.
- Нет… То есть, да… Кажется, я скоро потеряю…
- Вы любите того, кого боитесь потерять?
- Да… Не знаю! Я так запуталась, я уже ничего не знаю. Я чувствую себя так одиноко… Святой отец, - она подняла глаза, чувствуя, как сжимается горло от этого слова. – Мне очень нужен совет, можно поговорить с вами?
- Конечно, дочь моя.
Аббат пропустил девушку вперед, внутрь почти пустого сумрачного храма.
Аббат пропустил девушку вперед, внутрь почти пустого сумрачного храма.
- Нет, пожалуйста, я пришла не исповедаться. Боюсь, я уже очень давно не была в церкви.
- Это ничего, дитя мое, - мягко ответил аббат. – В несчастье следует обращаться к богу.
Это еще в каком несчастье, вспомнив Эрика, с горечью подумала Кристина. Но, может, он хоть что-то посоветует. Она так одинока!
- Святой отец, я… Я приехала сюда из Парижа, была там известной. Я певица.. то есть, была… Но я уехала не сама, я бежала оттуда вместе с моим женихом. Сейчас… Сейчас в Париже есть один человек… То есть, может быть, он уже умер …. Нет, скорее, все еще жив – и ему сейчас очень плохо. Он страдает, он сейчас в тюрьме.
Кристина на секунду замолчала, потом почти выкрикнула – внезапно.
- Его обвиняют в моей смерти!
Священник не удержал удивленного жеста.
Девушка судорожно всхлипывала.
- Никто… Никто не знает, что я… Что мы живы… А он… Его… считают , что это он нас убил – и меня, и Рауля… Но он же отпустил меня! Он, правда, угрожал мне… Нам… Но уже все кончилось, он нас отпустил.
- Рауль – это ваш жених?
- Да. Кажется… - добавила Кристина, вспомнив ссору, - Мы ужасно поссорились, он болен теперь., а я… Я все время думаю, что там из-за меня… ведь он же ни в чем не виновен!
- Кто?
- Эрик!
- Которого обвинили… напрасно?
- Да! – Кристина вся дрожала. – Да! То есть… Господи, как все сложно! Вы никому не расскажете?
Она схватила аббата за руку и впилась в него горящим, безумным, каким-то неистовым взглядом. Куда делось ее обычное спокойствие!
- Дочь моя, вы доверяете вашу боль не мне – вы ее доверяете богу через мое посредство. Я только ничтожный слуга, смиренное орудие. И не мне решать, следует ли кому-то в миру или в церкви знать тайны вашего сердца.
- Правда? – совсем по - детски спросила Кристина.
- Пусть вы пришли не на исповедь, но вы открываете душу, дитя мое. Эта тайна священна и нерушима.
Девушка немного успокоилась.
- Он… Эрик… - так странно звучало сейчас это имя. – Очень странный… и несчастный человек… Может быть, он и правда убил… Я не знаю, ходят подозрения – но я ничего невидела. Рауль твердит, пусть его накажут а я не могу… Эрик столько страдал… Я ведь не знаю, что это он…
- Не судите, да не судимы будете, - мягко произнес священник.
Эти слова наложились странным эхом на ее сокровенные мысли.
- Да! – опять с неистовой силой выкрикнула Кристина. – Я не могу его судить, это Рауль судит! Он говорит, пусть приговорят, ведь Эрик, наверно, убил его брата… То есть, не сам – я верю, что он упал в озеро…
После этого долго царило молчание.
- Эрик, - снова начала Кристина, уже более твердо. – Сделал много зла в своей жизни. Я не знаю всего, но я читала… Он обманывал, воровал, убивал – об этом говорят – далеко и очень – очень давно. Я не уверена, где в этом… правда… Но я знаю – его предали.
Святой отец, Эрик очень несчастен. Я даже боюсь представить, насколько.. Он ни от кого не слышал доброго слова… Он… он делал зло только из-за этого… Но он не виноват, что он такой! Он любил меня… Больше собственной жизни, так сильно, что это меня пугает…
Я разорвала ему сердце, когда… Когда стала невестой Рауля. Я тоже… тоже его обманула, и я! А теперь мы убежали от него, то есть Эрик меня отпустил – нас обоих… Я узнала… Сейчас, недавно – что Эрик в тюрьме, что его предал единственный друг . который у него был. Рауль считает, что я его не люблю, говорит, что я не должна жалеть Эрика, но я не могу! Это так страшно, так несправедливо, так жестоко! Бедный Эрик!
Ее голос сорвался, плечи задрожали. Кристина закрыли лицо ладонями. Аббат печально смотрел на нее и тихо ждал, когда затихнут рыдания.
Кристина пробыла в церкви еще 2 часа. Она никогда не была особенно религиозной – детство прошло среди мифов и сказок, а позже обстановка за кулисами театра не рас полагала к благочестивым размышлениям. Но теперь, измученная жестокими сомнениями, одинокая девушка нуждалась в совете. Священник оказался умным и благожелательным человеком, он выслушал – и, кажется, понял ее.
Роль такого доверенного лица мог бы сыграть и Рауль – тогда бы между молодыми людьми не было бы тайн и все направилось в другое русло. Но, накричав на девушку, виконт окончательно упустил свой шанс и сломил откровенность невесты. В результате – живущая вроде бы в идиллических условиях Кристина не находила себе места от одиночества. Ей не с кем было поговорить, не было никого, кто мог бы ее выслушать. Рауль не только не разделял, но и утяжелил груз ее сомнений. Он выбрал неверный способ на нее повлиять – если бы у виконта хватило деликатности – скрыть свою ревность, возможно, Кристина бы и поддалась его влиянию.
Но Рауль опоздал.
Сейчас, поделившись душевными терзаниями со священником, девушка чувствовала себя обновленной. Ни страх, ни тяжелые колебания не исчезли – но словно отступили, стали другими. Кристина как зачарованная слушала, как спокойный тихий голос , льющиеся в душу слова о прощении, о милосердии и любви. « Не суди и не судима будешь» - настойчиво внушал ей аббат.
Именно этого так ей и не хватало – прощения…
После долгого разговора Кристина вернулась к себе. Она больше не плакала, только казалась старше лет на 5, и намного серьезнее.
Девушка переоделась, пообедала – молча, с тем же новым, строгим и решительным лицом. Потом погрелась немного у камина - неотрывно глядела в огонь – и попросила у хозяйки конверты, перо и немного почтовой бумаги.
В этот вечер Кристина написала 3 письма. Одно – мадам Валериус, успокаивая пожилую женщину, сообщив ей – довольно коротко – что у нее и у Рауля все в порядке, что они в полной безопасности. Только виконт немного болен - но скоро все наладится и она еще напишет. Впрочем, девушка не ожидала от этого письма особого толку.
Следующее письмо было адресовано Мег. Девочка довольно много знала , о многом догадывалась - и имела некоторое отношение к Призраку. Они не были лучшими подругами с Кристиной, но молодая певица покровительствовала девочке – и та была ей благодарна. Девушка неплохо знала Мег – и доверяла ей больше прочих. Кристина в этом письме была откровеннее. Все, что пишут о них в газетах – неправда, они с Раулем – живы, Эрик их опустил целыми и невредимыми. Мег хорошо понимает, что Кристина не может так просто и легко отвернуться от Призрака, позволить его осудить. Тем более, что они обе ему многим обязаны. Поэтому ей очень нужны любые сведения, и она просит Мег как можно скорее разузнать все подробности.
Запечатывая письмо, Кристина улыбнулась – она хорошо представляла любопытство девочки, ее полудетскую любовь к приключениям и почтительно-восторженное отношение к Эрику. Мег почти так же одинока, и она любит загадки и тайны – и очень благодарна Призраку Оперы. Девочка будет счастлива ему помочь – и не выдаст ни Кристину, ни Призрака. Наоборот – маленькая актриса с наслаждением разыграет свою роль за кулисами.
Третье письмо, поколебавшись, она написала Персу. В нескольких холодных строках Кристина спрашивала, почему он решил, что они с виконтом погибли, интересовалась подробностями – как задержания, так и всего дела Эрика, « сладостными ночами Мазендарана», и выражала свою озабоченность судьбой своего учителя.
Отправив письма, она успокоилась.
Нет, страх не исчез – и сомнения, и чувство вины, и неотступная тревога. Но они смягчились, ушли. Перестали быть главными – Кристина обрела твердую почву под ногами и утвердилась в своей правоте. Для нее это означало очень много.
Теперь она действовала – и ей некогда было сомневаться в себе.
Через несколько дней, в течение которых Кристина почти не разговаривала с Раулем, ей пришло письмо от Мег.
Впервые за долгое время Кристина от души рассмеялась, прочитав написанные крупным полудетским почерком строки. Мег писала, что лично она не сомневалась, что Кристина жива и здорово, что она верит Призраку и ей противно, что о нем такое пишут. Еще до получения письма она пыталась убедить в этом Мифруа, но он не стал ее слушать. Ее и особенно ее мать замучили допросами, однажды продержали билетершу целых 2 дня в камере, довели до истерики, и все время грозятся арестовать – если не ее, так саму Мег.
Девочку считают малолетней любовницей Призрака, потому что он заботился об ее карьере и все время допрашивают об этом, очень противно и неприлично. Ей доставляет большое удовольствие им врать.
Вообще, театр наводнили жандармы, суются всюду, тупые, грубые. Один пьяный солдафон, встретив Мег в коридоре после репетиции, так грубо схватил ее, приговаривая, что уж он-то получше Призрака, что она укусила его до крови, чтобы вырваться. Поэтому она их ненавидит, а после того, что они сделали с бедным г-ном Призраком, она сделает все. Чтобы им отомстить. Пусть Кристина только напишет, что надо делать – Мег ничего не испугается.
Дальше было приписано карандашом, торопливыми кривыми буквами.
« Они сейчас снова явились с обыском, шестеро. Перетряхнули все мои вещи, рылись в костюмах для сцены и много разорвали. Но самое главное – снова твердили о тех деньгах, допрашивали маму и меня. Кристина, они арестовали маму! Я чуть не вцепилась в лицо одному. Наверно, они так же и с бедным Призраком. Хорошо, что я сразу сожгла твое письмо, как прочитала. Мама ничего не знает, ее должны отпустить. Я их ненавижу, ненавижу, Кристина! И совсем их не боюсь, пусть их много! Если ты скажешь, как надо им насолить – и все сделаю. "
У Кристины потеплело на душе от этой наивной веры и отчаянной решимости. Пусть даже они мало что смогут сделать, го все равно – иметь такую преданную союзницу – дорого стоит. Даже если Мег считает все любопытной игрой, не понимая до конца всей трагичности положения – все равно, она, Кристина, уже не одна. Самое главное – Эрик не одинок.
Задача – ему помочь – пока казалась неразрешимой, и девушка пришла в отчаяние - на минуту. Кристина чувствовала теперь так, словно идет по трудной дороге – но все-таки идти было легче, чем вечно искать. Это так легко - когда сделаешь выбор…
Проигнорировав приглашение Рауля, она опять спустилась вниз – в очень холодный ясный день. На свежем воздухе ей лучше думалось.
Собственно, и не думалось даже. Была цель, было желание помочь Эрику – все остальное казалось ей весьма смутным. Никаких планов – каким именно образом. Кристина, полная сейчас горячей благодарности Мег, бросала суетливым голубям хлебные крошки, перебирая в своих мыслях ситуацию. Девушка замерзла и очень устала. Она хотела пообедать внизу, за общим столом – но ее ждала записка то Рауля. Пожав плечами, Кристина поднялась к жениху.
В его номере горели несколько ярких ламп, было сильно натоплено и пахло лекарственными травами. Сам виконт сидел в глубоком кресле, закутанный в просторный халат и прикрыв ноги пледом, как старик. Девушка задохнулась от жары.
Посередине комнаты был накрыт стол для двоих.
Кристина немного испугалась, сама не зная, чего. Может быть, непривычно торжественного выражения лица виконта. Она вошла – настороженно. Немного помолчав, Рауль начал – так, словно репетировал эту речь уже давно, чуткое ухо певицы сразу уловило эту интонацию.
- Дорогая Кристина. Я вижу, уже несколько дней ты меня избегаешь. Ты не хочешь со мной разговаривать. Я очень много думал о тебе – и, как мне кажется – я все понял.
Кристина молча, пристально смотрела на него. А он продолжил – неожиданно сердечно.
- Мы много говорили о том чудовище, Кристина. Я был тяжело болен, и вспомнил самые ужасные и отвратительные минуты нашей жизни. Я не смог совладать с этими воспоминаниями. Но все это закончилось, я уже выздоравливаю. Кошмар кончается, Кристина. Прости, что я тебя так обидел. Я не справился со своей ревностью – а это было меня недостойно. Мне надо было помнить, кто он и кто я. Прости меня, любимая, что я тебе это чудовище напомнил.
Девушка молчала. Его слова вызвали только слабое ощущение вины – но уже не имели значения. Ей было тяжело и неловко.
- Любимая, мы скоро уедем в наше поместье – я так хочу тебе его показать. Там так красиво, ты забудешь обо всем! Еще раз прости, я не хотел тебя обижать. Мне так жаль, что мы так ужасно поссорились. Я ни в коем случае не хочу тебя терять. Кристина, милая, это все в прошлом? Все забыто? Кристина?
Он наклонился вперед и положил горячую руку на пальцы девушки. Та сильно вздрогнула.
- Ты такая печальная. Что с тобой?
Кристина слушала его слова как шум ветра или журчание воды.
- Ну прости, ты обиделась? Давай все забудем, мы так много пережили чтобы быть вместе. Моя любимая, не грусти так. Не надо – оно того не стоит.
И тут Кристина с внезапно проснувшейся решимостью целенаправленно, решительно и удачно солгала жениху. Как-никак, она была актрисой.
- Рауль, мне нужно подумать. Понимаешь, мне очень обидно. Как удар в спину – здесь, где мы встретились.. Мне надо теперь прийти в себя, забыть… Я пойду к себе, хорошо? А то боюсь, что скажу тебе что-то, о чем буду потом жалеть. Ты ведь тоже жалеешь сейчас? Мне надо побыть одной в этом месте, со всеми воспоминаниями.
Перед глазами Кристины возникла серебристая ледяная ночь на старом кладбище. Наверно, что-то дрогнуло в ее лице и глазах – виконт заметил и расцвел улыбкой.
- Конечно, любимая. Я буду тактичен и не стану тебя тревожить. Отдохни.
Открывая тяжелым ключом скрипящую дверь, девушка подумала, что в первый раз между ними поднялась преграда. Было ей страшновато и холодно – но и странное ощущение свободы.
На следующее утро Кристина написала ответ Мег – с выражением искреннего сочувствия и просьбой – осторожно разузнать, как относятся в театре к Призраку. Кому сочувствуют – Эрику или полиции. При этом следующее письмо придет на почту до востребования. Пусть Мег ведет себя осторожнее. Наверно, стоит притвориться дурочкой.
Она отправила письмо подруге, и еще одно – на адрес Перса, с куда более резкими и даже колкими требованиями.
Мадам Валериус не отвечала.
К полудню принесли газеты.
Кристина унесла всю кипу в свою комнату и заперлась на засов.
Первый шок прошел, и она внимательно и критически изучала кричащие заголовки. В общем-то, мало что изменилось. Эрика обливали кровавой грязью, очень подробно, но явно с чужих слов расписывали его уродство. Чудовище, исчадие ада, убийца – статьи пестрели подобного рода эпитетами.
Новое, более подробное интервью Перса. Но тут про « розовые часы Мазендарана» - ничего. Дарога раскрыл секреты подземелий Оперы – те из них, которые знал. У Кристины защемило сердце, но потом девушка поняла, что он слишком многого он не сказал – или не мог или не захотел. Вряд ли он успел выведать все тайны Призрака. В сущности, создавалось впечатление, что по вине Эрика Перс стала изгнанником и вынужден даже сейчас жить в чужой стране и скрывать свое настоящее имя.
Дарога расписывал, всячески ее смакуя, историю с шантажом директоров. Самое интересное, о письме Кристины Даэ - ни слова. Девушка стиснула зубы.
- Подлец!
Другие газеты занимались знаменитым похищением. Почти все в той или иной форме гадали, где может быть ее тело, предлагали выслать отряд на поиски. В их смерти не сомневался никто.
Кристина отметила про себя, что для этих журналистов она станет большой сенсацией – и запомнила название газеты.
Одно из убежищ Призрака было раскрыто - но в дом на озере проникнуть не смогли.
Девушка вздохнула с облегчением – но, прочитав все, уставилась в окно тревожным взглядом.
Никто ни слова не сказал о поведении самого Эрика после ареста. Он исчез, о нем –ничего. Боже мой, неужели он мертв?!
Кристина помнила обстоятельства его ареста – об этом говорилось очень много. Эрик отчаянно сопротивлялся, ранил несколько человек… Они его наверняка избили. Да, но могли ли они его в отместку убить?
Судя по письму Мег, могли, именно такие…
Девушка отложила газетный лист – и склонилась над камином –согреть внезапно озябшие руки.
Она и не заметила, как все ее мысли, как в фокусе, слились в одну точку – каким образом облегчить участь Призрака. Виконт де Шаньи словно растворился, истаял, отступил на второй план. Словно бы он сам стал призрачным.
За тяжелой железной дверью затопали неуклюжие шаги, загремело железо. Дверь противно заскрипела на петлях. В непроглядную черноту камеры Эрика вошли вооруженные до зубов жандармы с фонарями в руках.
Призрак не шевельнулся. Как только до его каменной скамьи дополз дрожащий красноватый свет - золотые огоньки в глазах погасли. Солдаты сталкивались друг с другом в тесной камере, очень неловко старались не поднимать фонари – лишь бы не видеть лица пленника. Они по-прежнему его боялись – пугала жуткая репутация, уродство, даже его полная неподвижность зловещее безразличие ко всему окружающему. И по-прежнему они своего узника ненавидели.
Громко выругавшись несколько раз – приходилось все время заново привыкать к его внешности, толстый сержант ткнул Эрика прикладом.
- Встать!
Призрак не дрогнул и не двинулся с места – он неотрывно смотрел куда-то за пределы камеры.
- Держи лампу ровнее, я не хочу его ясно видеть. Вот так. Встать, я сказал!
Никакой реакции.
- Я тебе что приказывал?!
Но Эрику не было дела до их приказов.
- А ну вставай! – и сержант смачно выругался.
Все его ругательства ушли в пустоту – наверно, туда, где затерялся горящий взгляд Призрака.
- Ты, урод ! – жандарм сильно толкнул пленника, потом замахнулся было -ударить по лицу, но не решился к нему притронуться.
- Встать, в...к!
Эрик не отреагировал. Вероятно, он при всем желании сейчас бы подняться на ноги не смог. Сержант ударил его прикладом по руке. Один из солдат невольно охнул – но Призрак даже не моргнул глазом.
- Встань, урод!.... –что было силы завопил жандарм.
Так и не получив никакого ответа, он еще несколько раз ударил беззащитного пленника, потом плюнул в его открытое лицо.
- Вот скотина! Тащите его!
Двое солдат схватили Эрика за руки – и с удивлением переглянулись. Тот их них, кто был помоложе, даже на миг разжал пальцы. Под обтрепанной одеждой они держали ломкую кость – тела не было. И это поразило их сильнее, чем давно известное уродство – она очень давно не прикасались к Эрику.
- Тащите! Помоги ему, Жак!
Двое стояли, целясь пленнику в грудь. Эрика силой потащили из камеры. .Один из солдат грубо выругался, когда ножные кандалы зацепились за ступеньки.
У тех, кто его держал, были удивленные лица. Когда Эрика почти несли по коридору, молодой солдат тихо -так, чтобы не услышал сержант, шепнул другому.
- Да он сам на ногах не удержится. По мне, это железо тяжелей, чем он сам. Одно слово – Призрак.
И его товарищ ответил на ухо – неслышно за лязгом кандалов.
- Этот парень – ходячий скелет, не удивлюсь, если он прямо сейчас и умрет.
Скованного Призрака поволокли по коридорам, потом открылась обитая металлом дверь. В небольшой комнате за заваленным бумагами столом сидел тонкогубый коренастый человек, одетый во все черное. Из забранного решеткой окна падал размытый свет зимнего полудня, сквозь не очень чистое стекло виднелся тюремный двор.
Слабо горел камин. Больше в комнате никого не было.
- Наконец-то! – резко произнес человек.
Сержант неловко принялся оправдываться
- Мсье Кандье, он не хотел идти, нам пришлось тащить его силой…
- Ладно! Садитесь сюда! – последние слова адресовались Эрику.
Стоявшие до этого времени неподвижно жандармы втащили Призрака в комнату, загремев кандалами. Как только бледный свет упал на запрокинутое лицо узника, Кандье сильно вздрогнул и застыл на месте. Сержант, заметив это, усмехнулся про себя. Кандье, не отводя взгляда, махнул рукой, указывая на небольшой табурет.
- П-подождите, - он приблизился, двумя пальцами повернул голову Эрика, провел по его щекам, лбу.
Сержант осклабился.
- Да, господин следователь, это все настоящее, он и вправду такой.
Следователь потрясенно кивнул.
- Я раньше не видел… Читал, и мне говорили, но я не верил… Я и представить не мог… Я думал, журналисты преувеличивают.
С трудом оторвав глаза от этого завораживающего уродства, он сразу резко изменил тон.
- Сажайте его на табурет - мне надо его допросить.
Солдаты переглянулись, а один из них сказал:
- Он не будет сидеть, господин Кандье. И за все это время он ни слова не сказал – никому.
- Посмотрим.
Но жандарм оказался прав. Едва они выпустили пленника из рук, Эрик безжизненно упал на пол.
Эрика подняли и вновь посадили бессильное тело на табурет. Падая, он рассек себе лоб, кровь сочилась по лицу и капала на рубашку.
Растерянным солдатам пришлось удерживать пленника, иначе бы он снова упал.
- Держите его так!
Кандье перелистал бумаги.
- Как вас зовут?
Молчание.
- Назовите ваше настоящее имя!
Нет ответа.
- Вы по рождению француз? Отвечайте!
Эрик был ко всему безразличен. С таким же успехом Кандье мог обращаться к своему столу.
- Очнитесь! – приказал он. Но это не дало результата.
- Согласно показаниям свидетелей, вы украли с помощью сложного обмана , который тщательно продумали, весьма крупную сумму денег у директоров Гранд-Опера. Где вы спрятали эти деньги?
Следователь так и не дождался ответа. Таких допросов он еще не проводил.
- Куда вы спрятали 40 000 франков? Отвечайте, черт возьми! Запирательство вам не поможет!
Опытному и много повидавшему следователю понадобилось довольно много времени, чтобы привыкнуть к внешности Эрика, но ему даже сейчас было сильно не по себе. Он не мог заставить себя, например, подойти и низко наклониться над Эриком – один из его любимых приемов допроса. Кандье испытал неприятное ощущение собственного бессилия. Отбросив вежливость, он с трудом сдержал желание ударить Призрака.
- Вы отдаете себе отчет, что обвиняетесь в воровстве и в двух убийствах?! Если их было только 2, кстати. Жозеф Бюке тоже стал вашей жертвой?
Молчание. Голова Эрика упала на грудь.
- Позовите врача.
Один из жандармов выскочил за дверь.
Тот же самый врач, который все это время следил за состоянием узника, сразу же сунул ему в лицо пузырек нашатыря. Ничего, никакой реакции – ни через минуту, ни через 5 минут.
Кандье нахмурился. Врач пожал плечами – он уже привык , после некоторого колебания пощупал пульс.
- Он жив.
- И что? Он нас слышит?
- Не знаю.
Врач снова пожал плечами и вытащил из чемоданчика шприц.
- Попробую это. Еще мог бы подействовать электрошок.
Он поднял рукав пленника, нахмурился, осмотрел его руку – и, не найдя вены, вонзил иглу в шею Эрика.
- Когда подействует? – нетерпеливо спросил Кандье.
- Немедленно, если… - врач закончил фразу еще одним красноречивым пожатием плеч.
Следователь вынул часы и немного демонстративным движением положил их перед собой.
2 минуты, 5, 10….
- У вас руки не устали его удерживать? – спросил врач, повернувшись к жандармам.
- Нет, господин доктор, - радостно открыл рот самый молодой. И добавил услужливо: - Он почти ничего не весит.
Кандье посмотрел на него недовольно. Через четверть часа врач развел руками.
- Все, бесполезно.
- Видимо да, - нехотя согласился Кандье и стал собирать бумаги. – Жаль, что мы так и не узнаем, кто убил Кристину Даэ.
- …. Убил Кристину Даэ… -послышалось шелестящее эхо в камере.
Не меньше 10 секунд понадобилось следователю и врачу, чтобы отреагировать на этот звук – до такой степени он оказался неожиданным. А потом оба, подскочив, уставились на Эрика.
В бледном дневном свете не видны были золотые глаза - но как-то чувствовалось, что его взгляд прояснился. Больше ничего – он не шевельнулся, казалось, этот звук шел не от него.
Кандье пришел в себя первым.
- Отвечайте, где тела виконта де Шаньи и певицы Кристины Даэ?!
Молчание.
- Каким образом вы их убили?
Все тот же вопрос….
- Я не убивал …их… - слабо отозвалось в камере эхо в ответ. Оно не было похоже на человеческий голос.
- Что вы тогда с ними сделали?
-…. Отпустил….
- Я вам не верю. Докажите. Где они оба, живые или мертвые?
- … Не знаю…
- Отвечайте, что с ними случилось?! Вы их спрятали? Где? Их еще можно спасти? Молодые люди – ваши пленники? Где они?!?!
Видимо, Эрик был изможден сверх меры. Ничего не произошло – никакого движения – но словно бы в воздухе порвалась паутинка. Он ушел – вернулась его апатия, и еще страшнее, чем раньше – слабость.
И ни усилия врача, ни настойчивые оклики следователя не могли его вернуть в кабинет. У солдат были удивленные лица.
- Отправьте его назад в камеру!
Жандармы с грохотом поволокли по коридору обмякшее тело. Эрик бессильно поник в их руках.
- Есть перспективы? Он очнется? Отвечайте, Бриан!
Медик только руками развел.
- Я не уверен даже, доживет ли он до суда. Прогнозы бесполезны. Поймите, я не могу дать свое заключение – я никогда в жизни ни с чем подобным не сталкивался!
- Да уж! – следователя передернуло. – Ну и лицо! …
- Его уродство тоже… Я, кстати, уже немного привык за эти недели. Но я имел в виду его состояние. Это еще более странно. Я сперва решил, что это последствия шока, вроде обморока – но шок не длится по 17 дней. Избили его сильно, когда арестовывали – но для жизни это не опасно. Не знаю! Я не знаю ни причин этого состояния и не способен его контролировать.
Бриан в который раз пожал плечами.
- Но ведь ваше лекарство подействовало? То, что вы ввели?
- Нет. Это что-то другое.
- Что ? – нетерпеливо добивался Кандье.
- Не знаю! Я попробую на нем электричество, если вы дадите согласие. Но должен предупредить - при его истощении это может быть опасно.
- Нет! – отрезал следователь. – Мне он нужен живым и разговорчивым. Если он заговорил один раз, то это может повториться. Берегите его, старайтесь кормить. Он мне нужен – он многое знает.
Доктор Бриан неохотно кивнул.
- Сделаю все, что смогу. Но скажу честно – я его не контролирую.
- Постарайтесь! Только не сейчас, дайте ему время до утра. Пусть подумает над тем, что сказал. Может, тогда мы наконец найдем тела молодого виконта де Шаньи и певицы.
- А вы не поверили, что они живы?
- Не поверил, и не скоро поверю. Вы же знаете, у нас все невиновны. Хотя может и правда, что он где-то спрятал девушку – он, говорят, ее любил. Тогда она еще может быть жива. Но тем более необходимо сломить его молчание. И как можно быстрее -хотя шансов очень мало.
В эту самую минуту девушка, о которой они говорили, живая и невредимая, сидела на подоконнике гостиницы с мокрыми газетами в руках.
Жандармы недоумевали при виде врача, и пытались понять, что тому было нужно от Эрика.
Один из доблестных вояк напугал всех до дрожи.
- А вы видели, как его врач осматривал? – спросил он.
- Ну, еще бы! Каждый день приходит, ни с кем так не возится.
- А вдруг он заразный? Прокаженный, например?
- Черт! А я его целый час за плечи держал!
- Теперь станешь таким, как он!
Разговор продолжался. Они так напугали сами себя, что торопливо втолкнули Эрика в камеру, захлопнули за ним дверь, и кинулись прочь по коридору. Прочь, прочь, прочь от зловещего узника.
А в жарко натопленном кабинете Кандье в этот самый момент не отставал от врача. До тех пор, пока выведенный из терпения Бриан не крикнул:
- Черт побери, да почему вам так понадобилось его признание? Что за спешка, вы всегда прекрасно обходились без таких мелочей!?
- А вы что, вчера родились? Не понимаете? Это же главная сенсация момента! Вы хоть газеты читаете?
- Читаю! – огрызнулся Бриан. – И что с того?
- Весь Париж следит за этим делом! Общество возмутится, если мы будем тянуть с этим делом.
- Тогда понятно, - Бриан о чем-то напряженно думал. – Я постараюсь.
Утром он нашел неподвижно Эрика на полу и накричал на охранников. Следователь все торопил и торопил его и Бриан принес в тесную камеру медицинские инструменты.
Под любопытными взглядами жандармов он делал все, что только мог. Просто из кожи вон лез.
Промучив Эрика долгие 3 часа, он сдался.
Все его усилия уходили в пустоту. До Призрака было нельзя достучаться, в на крайние меры Бриан не решался, боясь убить заключенного. Но все проверенные средства не действовали.
Устав и расстроившись, он отдал охранникам короткий приказ, и в камеру внесли громоздкий аппарат, заняв почти все свободное пространство. Врача сам подсоединил электроды к обнаженной руке Призрака.
Бесполезно. Правда, иссохшие пальцы дернулись – и все. Если бы он испытал свой аппарат на трупе – результат был бы почти таким же. Бриан повторил – раз, другой, третий. Потом достал стетоскоп, и приставил его к груди пленника. Сердце еще слабо билось.
- Черт побери!
Врач устало собрал инструменты, затем проделал над Эриком привычные уже процедуры. Он сказал – скорее самому себе, чем жандармам:
- Похоже, он просто сошел с ума. Унесите магнето!
Они, топая, унесли аппарат. Бриан еще долго стоял с фонарем в руках над неподвижным пленником. Дыхание врача сгущалось облачком белого пара. В голове билось вчерашнее воспоминание.
Это могла быть только душевная болезнь, безумие – ни на что другое это не походило.
Какой странный, чуждый всем и непонятный человек! Он беспомощно распростерт здесь, скованный по рукам и ногам, всему покорный и беззащитный. В нем давным-давно сломлено само желание жить – невооруженным взглядом видно, что Эрик не сопротивляется смерти. И при этом ухитряется успешно сопротивляться им. Следователю, и ему, Бриану, и всей отлаженной системе Шатле. Он в их руках и в их власти – и одновременно недоступен.
Бриан заслонил рукой свет лампы и вгляделся в блестящие огоньки. Еще одна загадка – он сам нигде ни сталкивался с упоминанием о таких глазах у человека. По крайней мере, в медицинских источниках - если отбросить сказки, легенды об оборотнях…
Ведь все-таки перед ним человек!
Нет, лучше со светом! Тоже страшно, но по-другому, если не смотреть ему в лицо…
Доктор знал о необычайном узнике все. Длинные интервью и еще более подробные показания раненного Перса: рождение в Руане, в самой – самой обычной семье, бегство из дома, странствия, годы зловещей власти на Востоке. Жизнь, сама напоминающая « Тысячу и одну ночь», и судьба и легенда.
Кажется – вывернуты все его карманы, все тайны разоблачены. Сам Эрик на лабораторном столе - у него ничего не осталось. Ни единой лазейки, ничего нельзя скрыть. Все извлечено наружу и высвечено беспощадно ярко до самой крохотной мелочи. И все-таки – перед ним воплощенная тайна.
Сколько вопросов! И неясно, что делать теперь…
Бриан так и не смог убедить сам себя в безумии Эрика. Слишком это соблазнительно легкий путь. Проще всего поставить такой диагноз, все прикрыть и объяснить. Может быть, об этом придется объявить – для общественности, они это примут… Но в сущности, это уход от вопроса – бегство, и ничего не объясняет…
Черт возьми, он же был тогда рядом! Слышал - и не забудет до конца своих дней шелестящее эхо - из ниоткуда.
Могло все это оказаться бредом – или наоборот, мгновенным прояснением?
Голос врезался в память Бриана, а еще больше - неуловимое сосредоточенное напряжение , исходящее в этот момент от Призрака так же ясно и осязаемо, как тепло от камина.
Врач вздохнул и вышел из камеры.
На следующем допросе все повторилось - с некоторыми вариациями. Эрика на этот раз привязали к стулу. Кандье долго - с напором, с окриками - выяснял судьбу украденных денег. Он кричал прямо в ухо пленнику, зачитывал ему показания как бывших, так и нынешних директоров Гранд-Опера.
Кандье даже тряс перед глазами Призрака заверенными протоколами свидетельских показаний.
Безрезультатно.
Следователь кричал, грозил, обещал устроить очные ставки, в красках расписывал пленнику, какая судьба его ждет.
С тем же успехом он мог кричать просто в стену.
После часа бесплодных усилий Эрика приволокли обратно в камеру. Кандье сам проследил за тем, как его закрывали - и вытер вспотевший лоб. В ответ на его красноречивый взгляд врач покачал головой.
- Я от него ничего не добился. Велика вероятность того, что он просто безумен.
Кандье сощурил маленькие голубые глаза.
- Но ведь вы - лично - в это не верите?
- Я не уверен. Это было бы слишком просто. Зачатки безумия моно найти в любом из нас.
- Доктор, мне не философия нужна, - довольно резко напомнил чиновник.
- Если без философии, в 2 словах - это возможно. И не более того.
- Прекрасно! - следователь не сдержал сарказма. - Теперь возможно - у нас сумасшедший убийца! Вы можете найти к нему ключ?
Еще допрос. Что-то им всем было от него надо, ему не давали умереть, эти странные, окружавшие его существа все еще требовали от него непонятного.
Допрашивали его на этот раз двое - Кандье и сам Мифруа.
Начал Кандье. Комиссар полиции пришел через четверть часа - и так же, как все, отшатнулся, увидев в свете дня лицо привязанного к стулу Эрика. Мифруа остолбенел, уставившись на Призрака Оперы, самоуверенная манера медленно сползла с него. Было видно невооруженным глазом, какие усилия он делает чтобы взять себя в руки. Подбородок комиссара задергался от тошноты.
Врач усмехнулся одним углом губ.
Оказывается, комиссар тоже давал свидетельские показания. Он был последним, кто видел Рауля де Шаньи перед исчезновением. Конечно, это было нарушением закона - но кому какая разница, в таком сенсационном деле? Не просто полицейский - комиссар!
Кое-как высокий начальник сумел справиться с дрожью в коленях.
Допрос он начал с грубого промаха. Сделав несколько судорожных вдохов и не отводя глаз от лица Призрака, Мифруа каким-то не своим голосом спросил: - Как вас зовут?
Эрик не шевельнулся и не ответил. Бриан отвернулся, пряча улыбку.
- Назовите имена ваших жертв.
Молчание.
- Для чего вы убили Жозефа Бюке?
Молчание. - Когда точно вы решили поселиться в подвалах театра?
Эрик не отреагировал. Он казался мертвым - или же полностью ушедшим в себя. Лицо Призрака больше, чем когда-либо напоминало череп, в скудных отблесках дня он казался совершенно бесплотным.
- Почему вы называли себя призраком? - голос комиссара все еще немного срывался.
На этот раз фыркнул даже сам Кандье. Он бы тоже не ответил на вопрос.
- Где вы спрятали тело виконта де Шаньи? Как именно вы его убили? Для вас лучше, если вы все расскажете сами!
Мифруа продолжал свой односторонний разговор больше часа - пока ему не надоело. В этот раз они не обсуждали Кристину. Все вопросы касались жизни Эрика в подвалах Оперы и деталей убийства Рауля. Они ничего в этот раз не добились и вскоре Эрика отволокли обратно в камеру.
Оказавшись наедине, трое мужчин молча переглянулись. Кандье взглядом спросил доктора. Бриан уже в который раз пожал плечами.
- Не исключаю - только не исключаю безумия.
А Мифруа под их взглядами промокнул носовым платком щеки.
Когда его подчиненные вышли, комиссар зажег свечу и уткнулся близорукими глазами в бесконечные протоколы и показания этого проклятого дела.
На следующий день ко всему безразличного Эрика, в котором еле теплилась жизнь, ждал сюрприз. Через несколько минут после того, как пленника привязали к стулу,Мифруа нервно и как бы скрывая торжество, спросил:
- Ну, последний раз - вы желаете дать некоторые объяснения? Нет? Очень хорошо! Тогда мы спросим вашу сообщницу, - он повернулся к краснолицему сержанту. - Введите ее.
Тот вышел. Через несколько минут двое охранников ввели мадам Жири - седую, с растрепанными волосами, и заплаканным лицом. Руки пожилой женщины были закованы в кандалы, платье сильно измято.
- Садитесь, мадам, - слегка ядовито предложил Мифруа.
Билетерша неловко опустилась на колченогий табурет.
- Вы узнаете этого человека?
- Какого?
По знаку комиссара сержант повернул лицо Эрика к свету. Мадам Жири всмотрелась в него, близоруко прищурила глаза - зажмурилась и завизжала, вскинув скованные руки ко рту.
Следователь прикусил язык, а Мифруа заткнул уши.
- Старая дура, да уймите же ее!
Мадам Жири встряхнули за плечи, потом Кандье ударил ее по лицу. Женщина сразу задохнулась и замолчала, бессмысленно глядя перед собой. Ее губы тряслись.
- Еще раз - вы его знаете?
Билетерша не могла отвести зачарованного взгляда от Эрика и казалась оглушенной. Призрак единственный не отреагировал на ее вопль.
Врач сунул ей под нос пузырек. Мадам Жири закашлялась и сильно покраснела.
- Вы - мадам - этого человека - знаете? - железным голосом повторил Мифруа.
-К...ка... к..т-то-о-о э-это?
Кандье и Мифруа переглянулись.
- Уточните, мадам, сколько он вам платил?
-Кто?! Как?! Я первый раз его вижу! Как он мог мне платить?!?!
- Отвечайте на вопрос! - приказал комиссар.
- Не знаю! Я его не знаю! Он мне никогда не платил! - выкрикнула женщина.
- Вы лжете! - ровным голосом прервал Мифруа. Кандье что-то шепнул ему на ухо.
- Да, верно, -кивнул тот
- Принесите маску , - приказал он жандармам.
Кандье тем временем вкрадичиво обратился к мадам Жири.
- Вполне возможно, если исходить из всех обстоятельств , что вы действительно не сталкивались с ним вот так. В его естественном, без всех уловок и обманов, и весьма нериглядном виде. Но теперь - надеюсь, вы хорошо обдумаете ваше к нему отношение. Это тот человек, кто обещал вознести до небес вашу дочь. С ним вы общались, и он называл себя Призраком Оперы.
Следователь остановился и стал наблюдать. В отличие от Эрика, мадам Жири была для него открытой книгой. Ну, почти открытой книгой, скажем так. - Что?! - подскочила на месте женщина.
- Да, теперь вы видите истинное лицо вашего таинственного Призрака, - Кандье был очень убедителен. - Я бы не доверил ему свою дочь. Как видите, вам нет никакого смысла лгать ради него дальше, рискуя вашей судьбой и судьбой вашей дочери. Молодые девушки такие хрупкие существа, особенно если они попадают в тюрьму... Сколько он вам заплатил за то, что вы обокрали дирекоров? В первый раз обокрали?
Мадам Жири молчала, очень внимательно разглядывая Эрика. Было непонятно слышит он этот разговор или нет. Женщина уже успокоилась и не визжала.
- Неправду вы говорите, мсье, - несколько раз вздохнув, сказаал она. - Я не знаю, Призрак он или нет, но зачем же вам мертвый?
- Поверьте, мадам Жири, он жив - только... в обмороке. Но я советую вам перестать думать о том, кто вас так жестоко обманул и вовлек в преступление - и побеспокоиться о вашей собственной судьбе. Этот человек - убийца, похититель и вор, и если вы не поможете нам в расследовании - пойдете на каторгу как его сообщница. Надеюсь, мы не выявим причастности вашей дочери к делу.
- Он не платил мне, я ни в чем не виновата, - тупо, но твердо повторила билетерша и заплакала.
- Подумайте, мадам Жири. Ваша судьба в ваших руках. От вас зависит, станете вы одной из жертв или е его сообщницей.
- Что?
- Подумайте хорошо, - Кандье вещал, словно священник. - Он обманул очень многих людей, включая директоров Гранд-Опера. Вы вдова, вам не с кем посоветоваться, он воспользовался вашей любовью к единственной дочери - что может быть естественнее? Вам только посочувствуют, и, может быть, даже пом огут, если вы дадите против него показания.
Во время этого плавного , убаюкивающего монолога, пожилая женщина беспомощзно и растерянно обвела взглядом комиссара, следователя, и вновь повернулась к Эрику.
- Не знаю... - жалобно сказала она. - Не знаю я, какие показания надо давать! Ежели это Призрак -то он ничего мне плохого не сделал, ни разу! Я так благодарна ему! Он всегда был очень вежлив, давал мне на чай. Он позаботился о моей Мег. Я не знаю ничегошеньки плохого о Призраке.
- Когда именно Призрак Оперы, как он себя называл, вступил впервые в контакт с вами? Сколько лет тогда было Мег?
- 10, мсье. Она занималась балетом уже 4 года к тому времени.
- Так. А что вы знаете о его отношениях с Кристиной Даэ?
Если бы в камере было темно, они бы все заметили, как изменился взгляд Эрика - золотые глаза на его мертвом лице.
Пока мадам Жири сбивчиво рассказывала об удивительном превращении Кристины, Призрак не отрывал от нее напряженного взгляда. Яркий свет словно бросал в наблюдателей его уродство - но все-таки что-то скрывал. Эрик был все так же неподвижен - только смотрел, и ждал, ждал... Сам не зная, чего - он почти инстинктивно потянулся к женщине, напомнившей ему о Кристине.
- Он угрожал когда-нибудь в вашем присутсвии мадемуазель Даэ?
- Никогда, мсье! - возразила с достоинством старая дама. - Он очень заботился о Крстине, куда сильнее, чем о Мег. Но они не занимались при мне.
- Что вы знаете о похищении?
У Эрика дрогнули губы. Во время рассказа - а знала мадам Жири все в основном из газет, он смотрел то на нее - с мольбой, то на Мифруа - с упреком. К счастью или несчастью этого никто не замечал. Все так привыкли к его апатии, что дальнейшее поразило их громом с ясного неба.
- Что вам известно об обстоятельствах смерти мадемуазель Даэ?
Мадам Жири заморгала, пытаясь понять.
И тут раздался почти что шепот - легкий и вибрирующий звук - от безысходной нежности, боли и страсти.
- Нет!
Как и в первый раз, Эрик очнулся при упоминании имени Кристины. Как и раньше - очень неожиданно для всех. Врач нахмурился, соображая....
- Что вы сказали? - взвизгнул Мифруа.
- Она... жива... Они оба...
Эрик закрыл глаза. Шепот возникал прямо в мыслях - не обрывками слов - большим страданием, тихой нежностью - словно мотылек бился в окно, оставляя золотистую пыльцу своих крыльев.
И где-то в глубине души каждый поверил - не поверить было нельзя, как себе... А на поверхности...
-Как вас зовут? !
- Вы.. знаете...
-Что такое?!
- Вам... должны были... Все рассказать.. Дарога... Ведь он рассказал... Это было упреком - впервые. Мадам Жири уставилась на Эрика. В ее глазах появился подозрительный блеск.
Обоим чиновникам понадобилось время, чтобы преодолеть этот упрек внутри себя.
- Ваше настоящее имя Эрик?
Молчание. Призрак что-то пытался сказать, но не смог - до себя ему не было дела.
- Вы родились в Руане? Во Франции? Сколько вам лет?
- Зачем вам это? - внезапно прервал его пленник. И вновь поник.
- Вы правы, это не настолько важно. Перейдем к неотложным вопросам. Где вы спрятали похищенную Кристину Даэ?
- ... Нигде...
- Вы что, не понимаете, - вас обвиняют как миниум в трех убийствах! Где виконт де Шаньи?
- ... Не знаю...
- Вы бросили его в озеро?
- ... Он... жив...
- Как вы можете это доказать? У меня нет причин вам верить!
- Они... уехали... - ответил Эрик с такой тоской, что допрос на время прервался. - Я не знаю... Куда... Вместе, оба...
Мадам Жири тихо вытирала слезы.
- Как они решили уехать?
Пленник потерял сознание от истощения - так дорого ему стоил этот ответ.
Мадам Жири увели, еще раз посоветовав подумать на прощание. Эрика еще с четверть часа безуспешно пытали вопросами, потом за ним наконец-то закрылась дверь камеры.
Узник пришел в себя еще нескоро. Если бы зашли в его камеру с неярким светом, то можно было увидеть, как в чернильной темноте по его впалым щекам всю ночь до самого утра катились слезы.
А в кабинете не утихал спор.
- Так мы ничего не узнаем! - раздражался комиссар.
- А что с ним делать? Пытать?
- Он все-таки не сумасшедший.
- Что он рассказал - интересно, это может быть правдой?
- Насколько можно верить такому уроду? ..
- Да при чем тут уродство! Вы же знаете, у нас все невиновны!
- Нет, уродство на него повлияло - иначе и быть не могло! Не могло!
- Если все дело в этой женщине? Он ей явно симпатизирует.
- В прошлый раз, когда он заговорил, тоже шла речь о Кристине Даэ, - вмешался доктор.
В тот момент на его слова почти не обратили внимания, но сделанное им открытие к счастью или несчастью Эрика, очень хорошо запомнилось.
- Все к тому, что он любит эту девицу.
- Рауль де Шаньи - ее жених, он искал ее по всему театру после похищения, я говорил тогда с ним.
- И что тогда? Ревность? Хорошо, он виконта убил - а певица?
- А вы, мой дорогой, думаете, что такой урод нужен примадонне Гранд-Опера?
- То есть, вы думаете, что он отомстил?
- За оскорбление - да!
- Почемук оскорбление?
- Кому он нужен с таким лицом! Она же совсем молоденькая, могла перепугаться и наговорить ему лишнего.
- Очень просто!
- Тогда он лжет? И притворяется, что умирает?
- Ну, нет, - стоял на своем Бриан. - Я осматриваю его каждый день. Он на пределе истощения, живой скелет. Если прекратить искусственное кормлене, он умрет дня через 3. В таком состоянии физически невозможно притворяться - как нельзя бегать без ног. В нем словно нет живой крови - я совершенно уверен. Тут безнадежно.
- Ну хорошо, допустим. Он отвечает только на вопросы о певице.
- Вы ему верите?
- Я... Я не знаю. Если он лжет - с одной стороны все ясно.
- А с другой?
- Похоже, его не волнуют 2 других убийства. Я имею в виду братьев де Шаньи. Уж оправдывался бы во всех.
- Может, до них просто речь не дошла?
- Ну, нет, - заявил Кандье. - Его лично я раз 10 спрашивал - и про виконта, и про графа. Ему все равно. Он интересуется только Кристиной Даэ. И про виконта говорит только в связи с ней. Уехали , мол, вместе - и все.
В дверь крошечной каморки постучался господин Реми.
- Мадемуазель Жири! Мег! С вами хотят поговорить! Откройте!
В щель высунулось маленькое смуглое личико. Увидев за спиной секретаря троих жандармов, девочка вскрикнула от испуга.
- Не надо! Я ничего не сделала!
Мег съежилась на кровати, закрыла лицо руками и заплакала в голос.
- Я ничего не сделала! Я ни в чем не виновата! Не трогайте меня! Отпустите мою маму, пожалуйста!
- Переоденься, господам нужно с тобой поговорить!
Балерина продолжала рыдать.
- Да замолчишь ты, глупая девчонка!
- Господин секретарь , - она хватала его за руки. - Пожалуйста, не надо! Я ничего не сделала, я очень боюсь тюрьмы!
- Мадемуазель, - с несвойственной ему вежливостью сказал пожилой жандарм. - Мы не собираемся вас арестовывать, даю вам слово. Не бойтесь, через 2 часа вы уже вернетесь к себе.
- Правда? - подняла заплаканное лицо девочка. Маленькая, хрупкая, она казалась особенно трогательной в балетной пачке. - Я ужасно боюсь тюрьмы!
- Смелее, мадемуазель, - успокаивал ее жандарм, сам отец двоих дочерей.
Через несколько минут Мег, опустив голову, нервно и неуверенно села в экипаж рядом с солдатами.
- В Шатле!
Девушка натянула капюшон на голову, она вздрагивала каждый раз, когда открывалась или со скрипом запиралась дверь, а один раз споткнулись и чуть не упала.
- Входите, мадемуазель! - пригласили ее вполне вежливо.
Потупившись, Мег изящным балетным шагом переступила высокий порог.
- Садитесь сюда, м-ль Жири. Меня зовут Кандье.
- Да, мсье, - тихо ответила девочка. Словно послушная ученица на уроке.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума