Отправлено: 12.12.05 19:39. Заголовок: Начало нового соавторского фанфика. Начинает Марти. Дальше...
Вот - выкладываю плод моей стаарой, очень старой идеи. Третий раз предупреждаю слабонервных. ИМхо - идея очень хорошая., и независимо от того, найдутся у меня продолжатели, или нет - буду4 им заниматься и в перспективе могу сделать макси, хотя и не знаю, сколько на это времени уйдет.
Итак - новый, драматичный и пока незнаванный фик - стартует.
Откинувшись в кресле, Перс нетерпеливо слушал задыхающийся голос Эрика. Какие-то просьбы, обещания доставить бумаги, написанные Кристиной Даэ, благодарность… Да нужны они ему?! Но как бывший Призрак произносит это имя – Кристина Даэ. Так.. трепетно, словно протягивает свое сердце на ладони. Дарога стряхнул неуместные ощущения и спросил с той пытливой непреклонностью, к которой привык за долгие годы допросов. - Ты снова говоришь, что не убивал графа Филиппа? Эрик вздрогнул всем телом, удивленно поднял на Перса блестнувшие глаза. Дарога, невольно поморщившись, поспешил отвернуться. Слишком быстро и явно – поспешил. Призрак понял – с некоторым трудом подняв руку, закрыл лицо воротником плаща - Нет… Я сказал.. Что он… сам… упал в озеро…. - То есть, попал в одну их твоих хитроумных ловушек?! – Перс сам удивился, как легко ему удалось прервать Эрика. - Д-да… Кажется… Не знаю… точно.. Голос мелодичный – но беспомощный, будто из него стержень вынули. Видно, Призрак сейчас и сам не знает толком, что он такое говорит. Явно нет никакого дела до еще одной жертвы. - Я умираю… От любви… Мне … мне страшно, дарога, если… Если она не придет?! Перс прищурился на поникшего в кресле Эрика. Ну разве возможно всерьез – умраь от любви, это сказки. Прямо новая восточная легенда, современный Меджнун. - Я оплачу строку объявления в газете. Вероятно, Призрак своим чутким слухом уловил нетерпеливые и резкие ноты а голосе Перса – и снова с удивлением на него взглянул. - Подожди меня, - сказал дарога, поспешно встал, и, чтобы усыпить подозрения Эрика, добавил, - Я подумаю, как лучше будет проводить к тебе Кристину Даэ. Это имя так подействовало на Эрика, что не меньше минуты он от волнения ничего не замечал вокруг, пытаясь унять судорожную дрожь. Перс выскользнул за дверь, и отдал вышколенному Дариусу нацарапанную наспех записку. Слуга понял молчаливый приказ господина и опрометью бросился вон. Возвращаясь в комнату, дарога ощущал неприятную слабость в коленях. Его страхи немного улеглись, едва он взглянул на своего гостя – тот сидел, уронив голову на грудь, вцепившись затянутыми в перчатки пальцами в подлокотники. Бледен он был настолько, что, казалось, вот-вот растворится, словно струйка дыма в воздухе. Перс вполуха слушал то, что, задыхаясь, рассказывал ему Призрак Оперы о своей трагической любви к Кристине. Эрик говорил бессвязно, почти бредил. Дарога мало уделял внимания этим излияниям, нервно расхаживая по комнате и стараясь не поворачиваться лицом к своему гостю. - Так ты не знаешь, где сейчас Рауль и Кристина? Эрик снова вздрогнул, словно от удара. Упоминание имени Кристины всякий раз действовало на него как электрический ток. Перс это прекрасно заметил – не увидеть было бы очень трудно, и использовал, пытаясь затянуть расспросы. - Нет.. Я.. этого не знаю… Они уехали… На север мира… - Когда именно? – безжалостно настаивал дарога. - Не знаю… Я … не знаю… Им .. было нужно.. От меня убежать… После этого Эрик замолк. Надолго – очень надолго, как показалось перетрусившему Персу. До тех пор – как дарога не заметил Дариуса перед окном, делавшего господину осторожные знаки. Дарога незаметно кивнул в ответ, стоя у окна и уставившись на голые ветви деревьев Тюильри. Его удерживал самому непонятный какой – то… стыд? Да, наверное, это был стыд.
Эрик собрался с силами чтобы вернуться. Он надел уже свою маску, когда дверь открылась и вошел Дариус, не отрывая глаз от своего господина. Этот момент скользнул как палец по спусковому крючку пистолета. Призрак еще раз поблагодарил за доброту, когда дарога помог ему подняться с кресла, взяв его за руку. И не отпускал. Дариус широко распахнул дверь, и в комнату ворвались шестеро вооруженных людей. Перс с силой оттолкнул Эрика и отскочил назад. Немного пошатнувшись, Призрак стремительно обернулся, его глаза так сверкнули, что все, не исключая Перса, попятились. Каким-то невероятным усилием смертельно бледный Эрик еще сохранял невидимую границу между шестью здоровяками в форме, с ружьями наперевес и собой. Первым пришел в себя Дариус. - Это он. Убийца графа де Шаньи, его брата и певицы Кристины Даэ. -Что? – полицейские обменялись удивленными взглядами. Дарога шагнул вперед. - Это я послал за вами. Господа, вы имели честь захватить опасного убийцу и похитителя . Он приговоренн6ый преступник и мошенник – и к тому же очень опасен. Так что советую вам быть настороже. Эрик стоял по-прежнему неподвижный, напряженный до предела, но видно было, что долго выдерживать такое он не сможет. - Он довольно долго скрывался под именем Призрака Оперы, - продолжил дарога. – Вымогал деньги у директоров Гранд-Опера. Вы слыхали об исчезновении певицы Кристины Даэ – прямо посреди спектакля? - Да, сударь, - все еще несмело ответил краснолицый сержант. – Об этом говорит весь Париж. - Так вот, вы имели честь только что раскрыть это громкое дело. Поздравляю вас, господа. Дарога Мазендарана хорошо знал своих коллег - люди такого типа одинаковы во Франции и на Востоке, одинаковы по всему миру – оцепенение сменилось нетерпеливой алчностью. Странное противостояние – 8 против одного человека – оказалась уже почти выиграна. Почувствовал это и сам Эрик. Было хорошо заметно, как он собирал в кулак все силы. Выпрямившись, он повернулся к Персу – когда его движение разрушило чары – и сразу пятеро человек схватили Призрака за руки. Эрик вздрогнул, но даже не посмотрел на них. Он произнес одно только слово: - Подлец! Это было как взрыв, с почти непредставимой силой обрушив на предателя все отвращение, все презрение – и всю силу адского страдания. Дарога отшатнулся, словно получив удар в лицо. У него задрожали колени – на плечи навалилась громадная тяжесть. Что-то с хрустом сломалось внутри, исчезла и без того натянутая уверенность, воскресли все сомнения и страхи – как из-под земли. Несмотря на свою смуглую кожу, Перс неожиданно побагровел от стыда. Даже дышать стало трудно. А сам Эрик, сложив в этот удар все силы, почти без чувств поник на руках своих стражей. Те, привычно заломив руки Призрака, все-таки глядели на него, разинув рот – они никогда ничего подобного не видели, и не решались увести своего пленника. Столкнись с ними Эрик тремя днями раньше, даже безоружным, - он бы вырвался. Даже теперь, будь у него немного больше сил… Они не решались. Они колебались, они сомневались – что им с ним делать. Но Призрак Оперы задохнулся от боли в вывихнутых руках – и вскоре дарога пришел в себя первым.
Все еще багровый, переполненный стыдом, презрением и злобой – он все же мгновенно понял, как ему отомстить. - Поднимите его! – с непререкаемой властнстью приказал дарога. Полицейские повиновались словно зомби. Перс приподнял голову Эрика – и медленно, демонстративно, давая пленнику возможность прочувствовать все, что его ожидает – снял с Призрака черную маску. Дарога, воспользовавшись бессильным отчаянием Эрика – громко, повелительно крикнул солдатам: - Теперь смотрите, кого вы поймали! С неописуемым презрением и отвращением он толкнул Эрика в плечо – так, чтобы на его лицо упал свет лампы. Увидев, кого они держала за руки – полицейские растерялись от неожиданности, кто-то выругался, кто-то отвернулся, - их захват немного ослабел. Эрик рванулся всем телом, освободился от шести пар рук – и кинулся вперед, еще раз кркннув загораживающему окно Персу – так, что похолодело под сердцем: - Подлец! Все произошло словно взрыв. Измученный, обессиленный Эрик, весь превратился в один острый, стремительный порыв. Пожалуй, такого никто не мог ждать. Кроме Перса. Дарога успел получить два сильнейших удара в лицо и отлетел назад – когда вмешался Дариус. Он выхвати у обалдевшего сержанта ружье и сильно ударил Эрика прикладом. Сдавленно вскрикнув, Призрак упал. Именно в этот момент н него набросились солдаты. Не давая подняться, они били пленника ногами – пока сержант не забеспокоился и оттолкнул самых ретивых. - Ну хватит! Нам за труп медали не дадут1 Он был прав – и чуть было не опоздал вмешаться. Эрик без сознания лежал на полу, окровавленный, в изорванной грязной одежде. Уродливое лицо было сильно разбито и обезображено еще больше. Перс был почти в таком же состоянии. Дариус хлопотал над своим хозяином, который бесформенной грудой свернулся около стены. Но дарога был жив – и хрипло ловил воздух ртом. Сержант, сморщившись и стараясь не смотреть, просунул руку под рубашку Эрика. Про9ло довольно много времени, прежде чем он ощутил под пальцами слабое биение сердца. - Жив! – с заметным облегчением сержант тяжело поднялся с колен, брезгливо отряхивая толстые пальцы. - Мой господин серьезно ранен! – Дариус поднес к лицу хозяина резко пахнувший флакон. – Я не могу его оставить, пусть кто-нибудь срочно съездит за врачом. Ему нужна помощь, немедленно! Уже через 10 минут один из полицейских спешно уехал на извозчике с запиской сержанта. Остальные – стараясь не затаптывать следы, туго скручивали за спиной руки Эрика, который так и не пришел в себя. Они с любопытством – откровенным, звериным – подносили канделябр к открытому лицу своего пленника. Беспощадный резкий свет падал на мертвенно бледное лицо, словно крича о чудовищном уродстве, об ужасной истощенности этого человека и жестоком избиении, которому он подвергся. Для Призрака его обморок был благом, убежищем – он не видел выражения лиц своих тюремщиков, их жестов, не слышал грубого смеха и оскорбительных замечаний солдат. Кто-то из них ткнул пальцем – словно в дикое животное –в его похолодевшее лицо. Снаружи раздались тяжелые шаги еще одного отряда стремительно взбежал по ступеням невысокий седой человек с небольшим чемоданчиком. Врач.
- Доктор, взгляните, он жив? Ему сильно досталось. Врач, склонившийся было над лежащим на диване Персом, повернулся на зов сержанта. Профессионально, уверенно – и отпрянул, словно обжегся – увидев близко лцо арестованного. - ….! – вырвалось у врача. – Он что, прокаженный? Эти слова вызвали очень заметную панику. Тот, кто пытался поднять Эрика – отскочил, резко отбросив прочь бесчувственное тело. Врач подкрутил фитиль лампы, надел перчатки и стал пристально изучать лицо Эрика. Потом расстегнул его рубашку, послушал сердце. - Живой, но очень слабый, - отряхивая грязь с брюк, сообщил врач. – Можете забирать, но будьте осторожны. Его сильно избили – вывихнуты суставы, много ушибов. И не бойтесь, он не прокаженный. - Правда? - Да. Это больше похоже на старые шрамы - или на врожденное уродство. Я такого никогда не видел – а с прокаженным мне приходилось сталкиваться. Я бы не ошибся. Врач не мог отвести взгляда от лица-черепа Призрака. - Я с удовольствием занялся бы ми поподробнее. - Хорошо, попозже, - нехотя согласился сержант. – Надо сначала отвезти его в тюрьму. Как вы думаете, доктор – он не сбежит по дороге? Врач невольно улыбнулся. - Сбежит? Да он двух шагов не пройдет – очень истощен, да еще вы постарались. Можете не бояться. Вы будьте поосторожнее, но может и умереть. Толстые красные руки грубо схватили Эрика, подняли легкое тело, и потащили к экипажу. Призрак все еще не приходил в сознание. Он не видел, как почти каждый из двух дюжин его конвоиров всматривался в его раскрытое лицо, не видел отвращения и страха – и одновременно странного притяжения окружающих. Эрик не слышал их смех, ругательства, грубые шутки и циничные замечания, с которыми почти каждый из них запрокидывал его незащищенную голову. К счастью для пленника, уже сгустилась ночь. Неверный свет газовых фонарей был снисходителен к нему – и хотя его везли в открытом экипаже, многочисленные прохожие могли видеть только темную фигуру в окружении вооруженного отряда.
Так, Это долгожданная прода. У меня - поскольку сейчас экстремальная ситуация - ко всем, кто чи тает, 2 просьбы. Одна - так как у автора фика за время набора 19 раз ломался копмьютер, причем дело было глубокой ночью - то мое осстояние сейчас не сильно отлитчается от описанного в фике. Поэтому прошу сказать - для восстановления вдохновения: ЧТО БЫ ВЫ ХОТЕЛИ ПОСЛЕ ПРОЧТЕНИЯ ЭТОГО СДЕЛАТЬ? ПРИЧЕМ, КАК В РЕАЛЬНОМ ПРОСТРНСТВЕ, - ПРОСТО В РЕАЛЕ, ТАК НА ФОРЕ И В ТЕКСТЕ, ЕСЛИ БЫ ВЫ МОГЛИ ВМЕШАТЬСЯ В ДЕЙСТВИЕ И ПОПАСТЬ НА СТРАНИЦУ.
2 - МНЕ ОЧЕНЬ НУЖНА ПОМОЩЬ - ЗАЙДИТЕ ВО ФЛЕЙМ, Я ПОСТАРАЮСЬ ТАМ СОЗДАТЬ ТЕМУ.
Охранники обращались со своим пленником грубо – но и с какой –то опаской. Даже те, кто так сильно его избивал – хорошо запомнили необычайный голос. Возможно, слишком хорошо. Потрясающее воображение уродство добавило ужаса – и таинственности. Перс очень хотел сломить невольный страх перед Эриком, слишком хорошо зная, на что тот способен. Но дарога перестарался. Его намеки на загадочные преступления на далеком Востоке, связь Эрика с легендарными событиями, о которых говорил весь Париж – заставили увидеть в нем необычайного, романтического героя – и вызвали то странное почтение, которое иногда проявляется к знаменитым преступникам. Даже личность Перса – загадочного иностранца из экзотической страны – добавили краски в этот романтической ореол. К несчастью для Призрака, этот покров тайны был слишком прозрачен и не защитил его от оскорблений и побоев. У Эрика не хватало сил чтобы поддержать свое влияние на солдат и страх перед собой. Эту его слабость дарога заметил прежде всего, и хорошо принял в расчет, строя план захвата Призрака. Но испуг и тайна все же остались слабыми тенями памяти тех, кто был причастен к делу. Манящая, и очаровывающая блеском Парижская Опера, ее атмосфера, запахи духов и звуки музыки – все это было далеко. Здесь, вокруг – были только тесные коридоры, тяжелые железные двери и решетки на окнах. Слишком много навиающих над головой сырых камней, лязга ключей и запоров, отрывистых команд, пинков и ударов, окриков и визгливого смеха. Странные, очень смутные слухи о пленении Призрака Оперы уже поползли по Парижу. Эрик все еще не пришел в себя. Его втащили в одиночную камеру без окон. В почти осязаемой густой темноте, Призрак, к счастью, не понимал, что на нем нет защитной маски, и что его лицо близко освещают лампой и пристально и брезгливо рассматривают чужие люди. Много людей – начиная с коменданта тюрьмы. В дрожащем свете клубился белый пар от дыхания. Эрика швырнули на каменную скамью – так и не сняв с него кандалов и не освободив стянутых веревками рук. После этого его оставили в покое- до утра. А утром пришел врач. Врачи – вернее. Целый консилиум, едва поместившийся в тесной камере. Четыре часа они изучали, замеряли, осматривали, анализировали самым внимательным образом своего еле живого от слабости пациента. Кто-то все-таки заметил состояние узника. В результате семеро вооруженных до зубов жандармов решились развязать руки пленника. Под дулом ружей, направленных прямо в грудь лежщему без сознания человеку, один из эскулапов быстр и небрежно вправил вывихнутые суставы. После этого, в восторге от собственной храбрости, они заковали Эрика в кандалы, казалось, весившие больше него самого и ретировались так, словно и них чесались пятки.
Высокий врачебный консилиум постановил, что лучше бы сохранить жизнь необыкновенному пленнику. Поэтому раза 3 в день его под усиленной и совершенно бесполезной охраной навещал врач. Безрезультатно, естественно. Состояние Эрика оставалось прежним, слабость была угрожающей. После произносимых громких речей о милосердии и врачебном долге, доктор решился время от времени его осматривать, и вливать ежедневно в рот умирающего несколько ложек какой-то бурды. Исполнив высокий врачебный долг, он величественно и гордо удалялся из камеры Эрика, невероятно довольный собой. Эрика старательно удерживали в жизни. Насильно. Это все продолжалось неделю. Черным утром восьмого дня, когда, старательно отводя глаза, врач в очередной раз сунул в незащищенное лицо Призрака пузырек нашатыря, Эрик на секунду приоткрыл глаза. Смельчак-доктор с криком отскочил в сторону, споткнувшись о ступеньку. Затопали тяжелые сапоги жандармов за дверью, но пленник не подавал больше признаков жизни, и врач решился встать. Проверив и перепроверив кандалы, он снова ткнул склянку в лицо Эрика. Вскоре Призрак мучительно медленно открыл глаза. На его лицо падал беспощадный свет лампы. У двери стояли два жандарма, которые незамедлительно прицелились в умирающего, скривившись от брезгливости. Врач встряхнул его за плечи без всякого сопротивления. Эрик словно ослеп. Он ничего не спросил, никак не отреагировал, словно не заметил, что в его крохотной камере был еще кто-то. Громкие вопросы, грубые прикосновения – Призрак все принимал безропотно. Когда врач, ободренный пассивностью пленника, начал пристально разглядывать его несчастное лицо – Эрик даже не вздрогнул. Переставив лампу, медик расстегнул одежду узника и принялся исследовать следы побоев, сильно и жестко ощупывать раны. Призрак так и не пошевелился и ничего не сказал. Удостоверившись, что он еще дышит, врач ушел. Охранники бросили Эрика на скамью, быстро ушли и сами отвернулись от двери – так сильно их напугали горящие в темноте неподвижные золотые огоньки. На следующий день врач нашел узника в том же состоянии, в той же позе. Когда ему силой раскрыли рот, Эрик не сопротивлялся. Впрочем, он бы и не смог – от страшной слабости он даже не мог поднять голову. Никому из озабоченных сохранением его жизни врачей не пришло в голову хотя бы дать узнику теплое одеяло. Или снять с умиравшего от истощения Эрика тяжелые кандалы, почти 30 килограммов весом. Этот неподъемный металл, словно высасывал его последние силы. Призрака, такого скрытного прежде, превратили в негласный аттракцион для жандармов, судейских чиновников, медиков, просто знакомых служащих тюрьмы и журналистов. Они тесной толпой заходили, подносили огонь к лицу умирающего и уходили, так же гордые собственной смелостью. Никто не знал, понимает ли сейчас сам Эрик, что его выставили напоказ. Темная нетопленная камера могла бы стать для него сейчас хотя бы подобием убежища. Когда его оставляли в покое, тесные стены и привычная приветливая темнота давали Эрику немного защиты. Он десятилетия провел в подземном доме в подвале, и каменные стены были к нему благосклоннее людей. Маски у него не было, и только темнота давала подобие укрытия. Впрочем, эти грубые прикосновения к его душевным и физическим ранам уже почти не причиняли ему боль. Чужие взгляды царапали его открытое лицо, чужие голоса лезли в растерзанную душу – они еще что-то с ним делали, что-то хотели… Эрик чувствовал – не сознавал, что стоит на последнем пределе. Может быть, только темнота камеры еще поддерживала остатки жизни.
Призрак не жил – но и не умирал. Он все сильнее слабел – и с каждым днем уходил все дальше. Усилия медиков, насмешки и шутки – он это видел и не видел. Что-то мелькало, как смутные тени из-под глубокой воды. Вернись он к жизни – мог бы все вспомнить подробно, но теперь он был на самом дне, и медленно погружался все глубже. Посещения зрителями его камеры прекратились. Высокий консилиум пробовал то одно, то другое средство, Но ни пощечины, то которых его голова ударялась о стену, ни электрический шок, ни какие-то инъекции в иссохшие, как у скелета, руки – не могли вывести его из прострации. В чью-то голову пришла гениальная мысль по старинке, сделать ему кровопускание. Уже приготовили тазик для крови и скальпель – но, подержав в пальцах его бесплотные руки – не решились на эту быструю смерть. Эрик все чаще закрывал глаза – от непереносимой слабости. В сумраке, когда заходили к нему из освещенного коридора – его тело казалось плоским, словно вырезанным из бумаги, невесомым, как осенний лист. Даже когда накрывали носовым платком его мертвое лицо – смотреть на него было невыносимо. Чудовищно худой, неподвижный – Эрик не жил, и ему не хватало последнего шага до смерти.
----------------------------------
Кристина потерянно сидела у окна гостиничного номера в Перрсо – Гиреке. Чутким слухом, но как-то машинально, она слушала из соседнего номера негромкие голоса – Рауля осматривал врач. Стены тут – словно бумажные,, а ее жених, после того, как чуть не погиб в камее пыток, до сих пор болеет. Болел, вернее - после панического бегства сюда и купания в ледяной воде, у Рауля развилась пневмония. Кристина ухаживала за ним две недели. Они не убежали далеко. Она чувствовала себя здесь странно. Облегчение, переходящее в неприкаянность, дежа вю – словно эхо в мозгу. В Перрос-Гиреке, как в фокусе, пересекались все воспоминания. Разные – словно 3 разных жизни. И никогда не знаешь, чего теперь ждать. Сидя у постели больного виконта, Кристине было о чем поразмыслить. Странно спокойно – затишье после всех этих бурь, так быстро – как ножом отрезало, так не бывает. Здесь пасмурные дни, деревья и песок, покрытый инеем – ни тебе тени, ни света. И так же она. Рауль болен не настолько опасно, чтобы заполнить ее дни тревогой. Она ухаживает за ним умело – почти так же, как и за отцом. А кроме этого ей даже скучно.
Точно вышла из курьерского поезда, и он промчался, а Кристина, оглушенная внезапной тишиной, озираясь, стоит на перроне. В теплые пасмурные дни туман густел, как вата, и так же забивался в уши. Давил на голову, глушил шаги, словно колючки, цеплялся за платье. Рауль спал часов по 20 в сутки, Кристина в смутном томлении бродила по окрестностям гостиницы. Тишь перед бурей – и вот грянул гром. Подрагивающими пальцами она разгладила газетный лист. Парижская газета пятидневной давности. На первой полосе громадными буквами стояло “ Таинственный убийца ждет суда“. И чуть пониже : “ Тайна Призрака Оперы раскрыта“. Она выронила лист, не дочитав статью. Что-то до боли сжалось внутри. Почти полчаса Кристина просидела оглушенная, пытаясь понять саму себя. В ней словно нарастал глухой подземный гул, неясное, все более сильно смятение. Кристина оделась и вышла из номера. Добродушная сплетница хозяйка кинулась к ней с каким-то новостями, с набившим за все дни оскомину сочувствием. Девушка, пробормотав несколько любезных слов, махнула неопределенно рукой. На минуту ей стало веселее от морозного свежего воздуха. Кристина почти сбежала с высокого крыльца – так быстро, как только могла, надеясь заглушить сове волнение. Но только усилила его – ноги сами принесли ее на кладбище. Та самая церковь, могила отца. Кристина даже задохнулась. Зачем сейчас? Ведь это был ночной кошмар, Призрак ее похитил, он убийца… Почему-то вспомнились лица блестящих зрителей в ложах – в вечер ее последнего триумфа. Как они перешептывались о ней с Раулем, а ведь ничего же не знали! Так, сплетни. При виде черепа у стены – древнего, заснеженного черепа – Кристина уронила перчатки. Долго поднимала их – пальцы не слушались. Что-то поднималось, ширилось, росло в ее душе. Ей хотелось кричать, лечь на снег , сделать что-нибудь. Наверное, это радость такая – все кончилось и Кристина свободна, Рауль свободен и кошмара нет. Почему-то тяжело. Кошмар теперь не у нее – у Эрика. Пронеслось пере глазами самое страшное мгновение – жуткое лицо в неверном свете, маска в ее дрожащих руках… И через минуту – Призрак на коленях перед ней, склонив голову… Почему ей теперь – то ли больно, то ли радостно – тоже до боли? Эрик в тюрьме, его наверняка убьют, То есть, осудят и приговорят… А, собственно, за что? Они же живы с Раулем, и счастливы. Ну да, а граф Филипп, холодный и высокомерный брат Рауля? Кристина зашаталась. Ей что-то надо, необходимо сделать, но что? Радостно ей или все-таки – больно? Теперь – она свободна или потеряна? Оскальзываясь в рыхлом снегу, девушка побежала в гостиницу.
Рауль спал и разговора с ним не получилось. Кристина наскоро, без всякого аппетита пообедала и снова ушла на берег унылого зимнего моря. Она стояла на берегу, пока не стемнело и холод не пробрался под платье. Ей было немного легче на свежем воздухе, но даже море своим неумолчным шумом задавало задавало ей тот же невнятный вопрос. Почему его образ стоит перед ней? Почему даже теперь все не закончилось? Здесь… Где все пропитано его присутствием.
На следующее утро она решилась поговорить с женихом. Они позавтракали – он – сидя в постели, она – рядом на маленьком столике. Девушка вытащила газеты. - Прочти, пожалуйста. Рауль капризно отложил их в сторону. - Зачем? Нас уже не касаются никакие газеты. Мы уедем еще дальше и будем вечно друг друга любить. Разве мы и теперь не счастливы? - Счастливы… - протянула Кристина. – Смотри. Нам, аверное, уже нет смысла ехать. Вот теперь он встревожился. - Что? - Знаешь, Рауль… Посмотри лучше сам. Все время, пока он читал, она стояла, повернувшись к окнуи рассеянно вертела пальцам чайную ложку. Виконт захохотал и Кристина бросилась к нему. - Он?.. Он не умер?.. Они его… поймали? - Да… - отозвалась растерянно Кристина, пораженная не этими словами, а тоном их звучания.
- Смотри, тут пишут и о нашей смерти! – раскрасневшийся Рауль аальцем указывал на газетные строки. - Да… Я знаю. Они обвинили его… В этом тоже. - Вот это здорово! – он снова рассмеялся. – В нашей смерти! Кристину неуверенно спросила: - А разве мы не должны сделать что-нибудь? Рауль уставился на нее: - А что мы тут можем сделать? - Не знаю… Нам уже нет смысла ехать? - Надо подумать… Да, наверно, мы теперь можем жить тут. Подождать спокойно, пока все кончится, а потом вернемся в Париж или куда захотим. Пусть это будет нашим свадебным путешествием, а торжества устроим потом. - Что… кончится? – у Кристины перехватило дыхание. - Все! - Что – все? - А как у нас поступают с убийцами? - Хочешь сказать… Его… Его убьют? - Когда приговор приведут в исполнение. - Ты будешь ждать чтобы казнили человека? Рауль поморщился: - Ну… в общем… да. У Кристины закружилась голова. Но ведь он же нас не убивал! - Кристина, ну и что? Какое это имеет значение? Он же не человек, он убийца, чудовище! Кому какая разница, нас или других – а он зато получит свое. - Но ведь ты не можешь знать! – неожиданно для себя самой громко вскрикнула девушка. – Ты же ничего о нем не знаешь! Он нас отпустил – живыми, это было! Все, что угодно, но ведь Эрик нас не убивал! - А мой брат? А тот несчастный рабочий? - Они оба могли опасть в ловушку! Ты же знаешь, как все… - Да, театр стал местом пыток и смерти! Кристина, ты же не заешь, о чем говоришь! Я прошел эту камеру пыток – все, чтобы спасти тебя. Ты не знаешь, как больно терять брата, который тебе вместо отца. Филипп мне был и братом, и отцом! - Рауль, прости меня, тебе было очень тяжело! Я знаю, на что ты полеш ради меня, мой милый. Знаю – и за это еще больше люблю тебя. Откровенное напряжение разу сменилось привычными в последние дни ласками. Они провели вместе весь день – только врач выгнал Кристину из комнату ее жениха. Но уже когда она поднималась к себе – с каждым шагом возвращалось прежнее смятение. Кристина вышла – немного прогуляться перед сном.
Прежде, чем погасить свечу и лечь в постель, девушка выглянула в окно. Там была беспросветная чернота. Мысли опять вернулись к утреннему разговору. - Все равно это как-то нечестно. – пробормотала она про себя. А утром следующего дня Кристина послала слугу за газетами. Д.а. “ Предотвращено преступление века“, “ Театр Гранд-Опера спесен“, “ Убийца певицы ждет суда“. Зачем так об этом кричать, неужели писать больше не о чем? Кристина подавила желание с досадой разорвать газету. “ Чудовищный план монстра сорван“. У девушки упало сердце, похолодели руки и ноги. Неловко присев на подоконник в бледном свете размытого дня – вот-вот должен был начаться снегопад – Кристина читала. Это было большое откровенное интервью с Персом. Сенсация! На первой полосе! Кристина впервые узнала о “ розовых часах Мазендарана“, даога не скрыл происхождения Эрика, в подробностях описал его странствия, как сам о ни знал. Почти ничего из этого не зала раньше и сама Кристина - а ведь Эрика так доверял ей, больше всех. Там, далеко от чужих. Глубоко под землей, он открыл ей часть своей души… Никто, кроме нее не услышал… Дарога Эрика не пощадил. Вся сокровенная жизнь таинственного Призрака, которую он доверил единственному, кто был к нему хоть немного добр, была размазана по газетным страницам грязью и кровью, Все, что он таил про себя – выставили напоказ , и сейчас, вот в этот самый момент, его тайны и его боль обсасывали тысячи зевак. О господи!.. Кристина нервно прошлась по комнате, зацепив платьем стул, потом снова села на подоконник и протерла запотевшее стекло.
Даю еще абзац - пока не разрулится ситуцация с компом - так и буду, в час по чайной ложке.
Чтобы дочитать статью ей потребовалось больше часа. Задумываясь, она с неприязнью вспоминала лицо Перса. которого хорошо рассмотрела в подвалах. И стискивала зубы от брезгливости. Даже Эрик без его маски ни разу такого отвращения у нее не вызввал. Ужас - да, но не такое отвращение.
Как же не повезло ему с другом! Она, Кристина, соравла с него маску далеко от всех, с самом сердце тайного убежища. Никто не видел, кроме нее. А Перс...Он словно выставил Призрака голым, напоказ, перед толпой...
Какая гадость! Кристина вспомнила, как подала Персу воды - и невольно зашевелила пальцами, будто отряхивая их от чего-то липкого и вязкого.
В другой газете был ее портрет - прямо с афиши. Портрет Рауля -двух предполагаемых жертв. Впрочем, в их гибели никто не сомневался - и тем яростней обвиняли Эрика. их молодость, красота, ее талант и блестящее положение Рауля - все самое хорошее в жизни ставилось в вину Призраку. Где-то в камере Эрик ждал не суда - он ждал смерти.
Кристина уже не была той девочкой, что смотрела на мир доверчивыми светлыми глазами всего полгода назад. Она поняла - что рядом с тобой может не быть справедливости. На нее легло - и придавило это ощущение. И она поняла - и перечвуствовала, и во многом смирилась. Ведь ей было не на что жаловаться. Но это...
еще недавно она боялась Эрика и радовалась своему освобождению. Эти чувства и теперь никуда не исчезли - но уже с ними перемешалось другое. Девушку до боли возмутила такая жестокость - и примешалось неприятное чувство вины. Немного успокоившись, она отнесла газеты виконту. Рауль читал - опасливо, удивленно и неожиданно широко улыбаясь. Кристина молча впитывала его настроения. - Вот это да! Я и представить не мог! Правильно, теперь все знают... Вытащили его из норы, давно пора! Он уже никому не опасен! Последняя фраза эхом отдалась в ушах Кристины. - Рауль, - неожиданно спросила она. - Помнишь,когда ты хотел меня увезти - как о нас написали в газетах? - Конечно, все помню! Это был его трюк. Гадость, ужасная подлость. - Да, подлость. - Кристина долго сумрачно молчала.
Что с тобой? – Рауль сел, обнял ее за плечи. – Дорогая, моя любимая, чем ты расстроена? Я давно вижу – ты сама не своя. Что случилось? Все плохое позади. Я скоро буду здоров, мы поженимся. Все страшное уже закончилось и мы свободны. - Разве? – бледная Кристина не поднимала глаз. - Конечно! – без тени сомнения. – Да что с тобой? - Рауль, подло выставлять напоказ чужую тайну. - Подло. Но это же не повредило нам. Правда же? Мы теперь вместе. Кристина даже не сразу поняла. ЧТО именно он имеет в виду. - Нет, я имела в виду не тебя… - Что?! - виконт де Шаньи подскочил на постели. - Рауль, ты ведь сам сказал, он уже никому не опасен. Его судят за наше убийство. - Да не все ли тебе равно?! – молодой человек закашлялся. – Кристина, мы опять ссоримся из-за него! Какая разница, мы или другие жертвы – их было так много! Он убийца. Это мы знаем точно. Убийца! - Рауль, я – Я этого знать не могу. - Не понимаю тебя, Кристина. Он же чуть не убил меня! - Но он отпустил нас. Обоих. Он был великодушен, Рауль. - После того, как похитил тебя и пытал. - Он не мучил меня, не так!.. - Я слышал из-за зеркала, как ты кричала. И Перс тоже слышал. - От страха.. Он просто маску снял и показал мне свое лицо. А Перс… - девушка сморщилась, как от кислого яблока. Рауль ее гримасы не заметил. - Вот именно! Он же знал, какой ужас ты увидишь! - Он живет с этим лицом всю жизнь… - Ну, ему недолго осталось терпеть, если ты об этом… Кристина замолчала – у нее было чувство разговора с глухим. В голове не укладывалось, как ее нежный, чуткий Рауль может быть таким жестоким к кому бы то ни было. Она сменила тему разговора. Нежный слова, шутки, поцелуи, планы на будущее - как искрящиеся пузырьки шампанского, как звуки смеха… И вдруг все кончилось. Среди размышлений и споров, в каком же городе им построить дом, виконт беспечно обронил фразу: - Скорее бы того казнили, я уже по Парижу скучаю. Очень вернуться хочу. Кристину передернуло. Ждать так беспечно смерти человека? - Как ты можешь быть таким жестоким? – вырвалось у нее. Виконт опешил. - Кристина!!! Под его взглядом она растерялась. - Кристина, тебе что – его жалко?! Судя по его тону, это самая невозможная вещь. Девушка поспешила погасить разгоравшуюся ссору. Но вечером, выйдя на прогулку перед сном, как она за 2 недели привыкла – Кристина задала себе этот вопрос. Звезды смотрели на нее очень близко и пристально, от холода захватывало дух, снег переливался и скрипел под ногами. Вслушиваясь в тишину, сотканную из невнятных ночных звуков, она без колебаний ответила себе самой - да. Да, ей жалко Призрака Оперы. Потому что он больше не Призрак. Он – человек, его предали и несправедливо обвинили, над его сокровенными тайнами надругались, выставили напоказ и унизили. Саму Кристину только один раз коснулась клевета – на один только вечер представления « Фауста». Но этого хватило, чтоб запомнить на всю жизнь эту боль.
Она вернулась к себе только после полуночи, не обращая внимания на удивленное лицо хозяйки. А утром, на вопрос Рауля, где она была весь вечер, она отозвалась моментально: - Молилась. И почему-то это было правдой.
После первого взрыва чувств Кристина притихла – и только тратила часы, чтобы издалека следить за делом Эрика. Прошло больше недели, когда ее возмущение и жалость улеглись настолько, чтоб заметить: все газеты красочно описывали внешность Эрика, его прошлое – в качестве « мастера люков» и Призрака, его подземную империю – убежище – и ничего, ни слова – о его поведении или словах после ареста. Болезнь Рауля дала рецидив, и Кристина часами просиживала у его постели. Виконт почти все время спал, и девушка стояла у окна его комнаты, глядя расширенными глазами вдаль. Она была рада, что ей не мешали думать – о Рауле, об Эрике и о себе. Нерадостными были эти мысли. Девушка стала сумрачной, похудела, на лице поселилось навечно то самое выражение тоски, которое так поразило Рауля на маскараде. Прозрачными глазами она смотрела на горящее лицо жениха – сквозь пелену, как во сне. Сидя у его кровати, Кристина, словно натянутая струна, ждала известий об Эрике. Добродушная хозяйка гостиницы и старый доктор всячески старались успокоить и утешить девушку. Да, Рауль должен скоро поправиться, с н6им все будет хорошо, с таким милым молодым человеком, ей можно пойти отдохнуть, они все и нем позаботятся. - Да, конечно, - кивала Кристина, слушая и не слыша их успокоительных слов. Все их заботы камнем падали на сердце, все увеличивая страшный контраст. В душе Кристины поселилась тень. Ко всему, что она видела, думала, делала, словно прибавился вопрос – а Эрик? Кристина мучилась от раздвоенности, боясь даже представить себе, куда это ее приведет. Но она словно разделила с Эриком его унижения, незащищенность и боль. И в то же время радовалась за Рауля – ведь он и правда выздоравливал. Ее смятение все нарастало, и Кристина боялась заглядывать во встающее перед ней будущее. А потом усилился и начал ее мучить уже совсем другой страх. Газеты словно соревновались в изощренных описаниях биографии Эрика, его уродства и выдвинутых против его обвинений. Интервью с Персом, с директорами Оперы, с Мифруа – с кем угодно, кроме самого Эрика. После известия о том, как его задержали – « оказал отчаянное сопротивление», « тяжело ранен иностранный гость» - ни одного слова или поступка Эрика. Ни одного – с каждым днем все страшнее. Будто все совершалось над мертвым. Кристина весь вечер рылась в куче газет. Ничего. Будто он умер, исчез, растворился сразу после задержания. Пустота. Неужели они его убили? Утром Кристина проснулась в холодном поту. Томиться, ждать беспомощно – было невыносимо. Она попробовала еще раз поговорить с Раулем. Дело кончилось приступом кашля и ссорой. Девушке спешно пришлось звать врача. А через час обложенный подушками Рауль упрекнул, что она больше занята этим убийцей, чем умирающим, больным женихом. Кристина вспыхнула огнем и задохнулась, словно получив пощечину. С минуту она не могла сказать ни слова, а потом возмутилась. -Рауль! Рауль, как ты можешь..?!
- А разве не так? Кристина, ради тебя я пожертвовал всем, от всего отказался, я болен и лежу тут в этой глуши – а ты все время думаешь о чудовище. Хороша же твоя благодарность, Кристина! Девушка пару секунд ошеломленно на него смотрела – потом кинулась прочь, закрыв руками лицо.
Кристина долго бродила по берегу. Вновь падал мягкими каплями снег. Ей было не по себе – упрек Рауля больно отозвался в самой глубине души. Больно – и как-то многослойно. Сперва было обидно – ну почему он так несправедлив? После Кристина остановилась, словно наткнувшись на столб. Она так обижена, потому что почти все это – правда! Как же это произошло? Неужели опять?.. Исчезнет ли когда-нибудь страшная для них обоих тень Призрака? Из ее жизни, из жизни ее будущего мужа?.. Эрик в тюрьме, даже для ее неопытного взгляда ясно – он приговорен и скоро все кончится. Если его казнят, забудет ли его она? Почему-то даже не сам таинственный и манящий Призрак, а только известие о нем подняло в душе такую бурю? Почему Эрик, вдали от нее, запертый в тюрьму – затмил в ее глазах Рауля? Завоеванного после всех бед жениха, рядом с которым она проводит все дни? Кристина не чувствовала холода. Что произошло? Здесь не Опера – место его чарующей силы , она…. Свободна? Почему-то она не может выбросить его из мыслей. А еще – все эти ласки и признания Рауля далеки от нее сейчас, не чувствуются, не волнуют. Скользят по ней, как дождь по крыше. Все это было правда – Рауль рядом с ней. А она рядом с Эриком. Мысленно. Тяжелыми шагами Кристина поднялась в свою спальню, не заглянув к жениху. Платье промокло от снега и липло к ногам. На лестничной площадке Кристину ждал врач. - Мадемуазель… Вы пришли… Я дал месье де Шаньи морфия и он проспит до утра. С ним все будет в порядке, не волнуйтесь. Ему нужен только покой - он весьма хрупкий молодой человек, очень нервный… Кристина слушала с неподвижным лицом. Воспитание и приличия подсказали, что следует что-то ответить. - Большое вам спасибо, доктор. Я прослежу, чтобы ваши предписания были выполнены. Она вежливо наклонила голову и поднялась выше. Услышав слишком ровный, монотонный голос, врач еле приметно вздохнул и проводил девушку до самой двери пристальным взглядом. Весь следующий день Кристины пыталась заглушить чувство вины перед Раулем и одновременно нестерпимую жалость к Эрику. Виконт проснулся поздно, около полудня. Кристина подавила обиду – и весь день старалась быть заботливой, доброй, и не давать Раулю повод для ревности. Это стоило ей усилий. Уже к 7 вечера девушка ушла к себе, опустошенная и измученная. Странно, что за несколько часов в обществе любимого она устала больше, чем когда-то – от изнурительных репетиций. Голова кружилась, на душе было мерзко и пусто. Где-то к полуночи она проснулась в темноте. За окном стоял мертвенный отблеск снега, Кристине что-то приснилось, но что? … Волосы на висках намокли от слез. Кристина не заснула до утра – ей было тяжело и жутко. Это была глубокая ночь одиночества – полного и абсолютного, словно в могиле. От ее натянутых усилий ощущение вины перед Раулем не прошло. Она металась в постели, вспоминала недавнее прошлое, Рауля, Эрика, Карлотту… Может, она чем-то и перед виконтом виновата – но разве она не пытается? Разве она не платит ему любовью, заботой и верностью? Справедливо – и несправедливо, обидно до слез.
Тем более, что отношение к Раулю, в сущности, не изменилось никак. Оно было – и осталось – чистое, простое, легкое. Только рядом возникло нечто другое. Она любит Рауля и хочет стать его женой, и счастлива – но ведь не виновата же она, что ей так жалко Эрика? Разве можно за такое винить? За доброту, желание помочь другому? Кристина про себя называла свое чувство к Эрику жалостью, но оно было намного сложнее. Слишком сложно для запутавшейся одинокой девушки. О боже, здесь никто не виноват – или все они трое! Ведь Эрик ничего ей плохого не сделал. А Рауль? Почему она сейчас думает не о его болезни, словно реален его далекий соперник, а сам виконт стал туманным, как призрак? Как же это все могло произойти?! Она счастлива, все ее желания сбылись – но почему тогда Эрик ждет казни, Рауль на нее обижен и недоволен сейчас всем на свете, а она места себе не находит? За что ей все? Ей только 20 лет. Почему она должна решать вопрос жизни и смерти?! Она ведь самая обыкновенная девушка, это Призрак сделал из нее примадонну… Призрак. Кристина встала и прижалась к ледяному стеклу влажным лбом. Неужели все ее жизнь вьется около этого человека? Она замерзла, легла и закуталась с головой шерстяным одеялом. Стало уютно, все тело расслабилось, наконец пришла сонливость. Последним чувством Кристины была откровенная злость, с Эрика перешедшая на Рауля. Она заботилась о нем, не собирается ему изменять, она здесь – так что же ему еще надо?! Утром Кристина проснулась с этой мыслью – и с намерением решить этот вопрос с Раулем. В комнату ее не сразу пустили – доктор очень тщательно исследовал здоровье виконта. Девушка прохаживалась по коридору, чувствуя головную боль, тяжесть во всем теле и злость. Почему Рауль требует от нее подавить все другие чувства, кроме верности и любви к нему? Да. Она не может забыть Эрика – такого, как он, не скоро забудешь. Сам Рауль тоже на это неспособен. Тогда почему же, готовилась про себя к спору Кристина, почему она должна исковеркать свою жизнь, и наплевать на обычную благодарность?! Ведь если б не Эрик, они бы так и не встретились с Раулем – взрослыми… Не будь его уроков, не было бы и триумфа на гала-концерте. Врач вышел. Пригласив Кристину. Она решительно вошла в комнату. -Рауль, - с порога начала она. – Скажи мне, чем ты недоволен? Как ни старалась смягчить, Кристина нервничала, и вопрос прозвучал резко. - Кристина, - виконт сел на постели. – Я тебя люблю, всем доволен и счастлив. Я жду моего выздоровления и нашей свадьбы. Молодой человек не облегчил , а усложнил задачу, и девушка рассердилась еще больше. Если раньше ее возмущало , что Эрик с Раулем оба поставили ее перед такой проблемой, то сейчас раздражение непонятливостью виконта проложило дорогу к серьезной ссоре. Эрика здесь не было, сердиться на него – нечестно, ему и так очень плохо. Но Рауль был рядом, им вся скопившаяся злость против воли обрушилась на его голову. - Ты не хочешь меня понять! Скажи, почему тебе надо контролировать мои мысли? Запрещается даже думать об Эрике! Рауль вздрогнул, словно Кристина его ударила этим именем. - Не смей произносить этого чудовищного имени здесь! - Вот именно! А почему? Я никогда раньше никого не убивала, естественно, я думаю о своей жертве! О человеке, которого скоро убью! - Кого ты убьешь? Мы не имеем ни к чему отношения, эта история для нас закончилась. Все! Рауль снова закашлялся. Кристина ждала конца приступа - Его обвинили из-за нас! В нашей смерти! Может, он и виноват пере другими, но не перед нами. - Он похититель и убийца! Ты забыла – он пытал меня своим руками! Разговор повторялся. Кристина почувствовала отчаяние напрасно бьющейся о стену птицы.
После долгого отсутствия возвращаюсь пусть без костюма с черепом, но зато с оаусом под мышкой.
- Он нас отпустил. Кстати. Я не видела чтобы он к тебе хоть пальцем притронулся – до того, как вытащил виз воды и перенес в дом. Тебя и Перса, этого предателя. ,Ты обсуждаешь его лицо – а как ты думаешь. Этот невыносимый кошмар хуже – ему или нам? Мне было страшно до обморока просто его увидеть – а каково ему жить с таким лицом!? Подумай, представь! Как он мучается – и кто мы такие, кто дал тебе право судить его и наказывать? Кто дал нам такое право?!
Ошеломленный Рауль пытался вставить хоть слово, но не сумел. Остановить Кристину было невозможно, - особенно перекричать ее голос.
- Тебе не кажется, что он испытал достаточно боли? Эрик в тюрьме, его предал друг. Он потерял меня – чтобы еще и клеветать на него? Не слишком ли? Пойми, я не могу спокойно спать! Мы же обманываем всех, Рауль! И я не могу забыть Эрика – мне жаль его! Впрочем., он такой человек – даже ты его не забудешь. Ведь он ничем передо мной не виноват, и благодаря ему мы вместе!
- Что?!?!
- Ты впервые пришел в мою гримерную после гала –представления –помнишь? Когда я так прославилась, произвела такой фурор! До этого меня ты не узнавал. А, наверно, видел на сцене.
- Неправда!
- Не знаю, да и какая теперь разница! Неважно. Я знаю, что привлекла сначала внимание Эрика, потом твое - сейчас, взрослая. И Эрик за это смерти не заслужил!
- Кристина, а чего хочешь ты?
Рауль спросил неожиданно спокойно, девушка моментально осеклась и сникла. - Не знаю, - отозвалась она после паузы. – Не знаю. Что угодно. Только бы не сидеть сейчас вот так и не ждать, пока я стану убийцей.
- Тебе не противно называть его человеком? - продолжал свои задумчивые расспросы Рауль.
- Нет! Пойми, он же не виноват, что у него было такое лицо.
- Так. Понятно, Кристина. А теперь скажи честно – за что ты его так любишь? - Рауль… Рауль, ты бредишь! Я же не с ним – с тобой! Я люблю тебя, а не его! Искренне, добровольно ушла с тобой и я с тобой счастлива! Это ты понимаешь? Просто у меня совесть неспокойна, когда я думаю о судьбе Эрика!
- А ты о нем часто думаешь?
Кристина не заметила ловушки, и ответила искренне.
- Да! О нем и о тебе – все время. Вы главные люди в моей жизни.
- За что ты так со мной, Кристина?
- О чем ты говоришь? Неужели ты не видишь, как все это просто?! Я люблю – тебя, но это не значит, что я ненавижу Эрика.
- Нет, значит! Не обманывай меня, Кристина! Если бы ты меня любила – выбросила бы из головы это чудовище. Так не бывает! Или он или я! К то-то один! Если любишь меня, то не пытайся спасать убийцу Филиппа! Он сделал меня сиротой, разбил мою жизнь! А ты изображаешь его каким-то мучеником! Оклеветали, предали!... Это все не о нем. Каждый получает то, что заслуживает. Значит, такие у него друзья. Поделом!
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 0
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума